Поэтому все признаки душевной активности, проявившиеся в школьные годы, скрупулёзно сортировались, оценивались и регистрировались.
Спонтанная вдумчивость в информационный материал также была недопустима.
Будущим пользователям «запчастей» требовался совершенно определённый уровень информационной загруженности органов.
Проявление наблюдательности у «донора», что могло привести к появлению посторонней информации. Это расценивалось как потенциальный ущерб будущим потребителям!

Что же касалось потуг донора-школьника сформировать собственное суждение вместо даваемого им, готового и великолепного, то за ними следовало «особенное внимание». Они должны были служить сигналом недостаточной степени загруженности информационным материалом.
Обнаруженные попытки обрести свой опыт воплощения мысли во что-то видимое, или слышимое, или ощутимое, так называемое ре-мыслие, влекло за собой увольнение персонала, подозреваемого в нарушении технологии обучения.
Делалось это для блага «школьников» потому, что не наученным ре-мыслию, т.е. поиску «овеществления мысли» в нашем мире видимой мысли, подопечным Программы, ничего не грозило в будущем. Особо отобранный информационный материал, загруженный в доноров, гарантировал свободу от человеческих мучений этого «ре-мыслия в масштабе мироздания»*.
Это занятие оставлялось тем, для кого, облагодетельствованные Программой, были «донорами».
Вообще все формы внутренних импульсов, не стимулированных наружным воздействием воспитателей, обозначились как фактор «Д». Должны были восприниматься как нечто неуместное персоналом школ и самими «донорами». Не поощряться и, по возможности, гаситься в самом начале их появления.

Неистребимость Фактора «Д» у «в созданных по образу и подобию человека», действительно вызывал недоумение. Его объясняли способностью самой материи, из которой их производили, к проявлению элементов сознания.
- Способности материи к «самовозгораемости», - в шутку называли это, для конспирации от учащихся, - «Эти проявления одухотворённости».
И так же «в шутку», предлагалась мера безопасности:
- На искру нужно дохнуть так сильно, чтобы она не переросла в пламя. Ну а лучше успеть охладить выдохом таких слов, от которых все эти «искры» застыли бы навсегда!
А все вопросы о помощи научиться ре-мыслию, очень легко останавливались одним шутливым вопросом:
- Зачем Вам это? Неужели Вы хотите быть ре-месленниками?
Заданный с «интеллектуальным ужасом» в голосе, он навсегда вселял в школьников чувство неловкости перед «ремесленничеством», в которое низводили ре-мыслие.

Такова была в общих чертах эта неформальная, «неписанная» инструкция для персонала школ, в которых жили и учились «доноры».

Делалось это не из-за жестокого отношения к ним. Наоборот, из сочувствия и жалости, даже скорее из человеческого отношения!
Не дают же собственных имён животным, родившимся в хозяйстве, чтобы не наделять их душой. Ведь это травмировало, когда наступало время «употреблять» живность!
Именно из этих соображений, делалось всё, чтобы блокировать остаточные проявления души у «доноров».

Всё это из осторожности, желания добра, и нежелания травмировать, даже «доноров». Потому, что для каждого из них, рано или поздно, приходило время, когда органы забирались из них, один за другим. Вернее наоборот, когда общество предоставляло им возможность заплатить своими органами долг благодарности перед человечеством, которое произвело их на свет и обеспечило достойными условиями жизни.

Человечество давало им так много!

Однако же, все условия, на случай если среди «доноров» всё-таки окажется человек, или, что было более вероятно, кому-то из «доноров» слишком сильно захочется стать человеком, были созданы, и возможности предоставлены.
Для этого нужно было иметь свои собственные чувства и мысли, и в них должно было быть достаточно силы, чтобы быть «явлены миру». Их даже, наравне со всеми школьниками, обучали искусству выражать свои мысли и чувства вслух или на бумаге. Это могло быть в поэтической или театральной, литературной или в художественной форме.

Но декламировать можно было только выученные, чужие стихи. Цитировать можно было только чужие мысли! Их собственные выставлялись как «не имеющие ценности для человечества» и очень скоро, ещё не окрепший росточек мышления, погибал под натиском…
Самостоятельное мышление, ещё раз повторяю, не поощрялось! Не для этого их отправляли в школу! Вместо этого, всех, от младших до выпускных классов, загружали знаниями, которых не понимали и которые не могли быть им интересны.
Зачем это нужно было делать много, много лет, никто не объяснял, ссылаясь на то, что «в начале было слово!». Это в переводе с обычного языка в казённый, означало: «нам приказали, вот мы и делали». А перевод в современный звучал как: «нам за это платят».
Но «слово» действительно становилось богом! Поэтому школьникам нужно было выслушивать множество слов, которых они не понимали. Потом выучивать все эти слова и обязательно показывать и доказывать, что эти массы «слов», остались в их сознании.

На самом же деле, загрузка знаний в обход разума происходила так: информация втискивалась в головы, формируя сначала речь, потом память, и в конце концов формируя сознание, порождая особый вид «мышления для оценки». Ре-мыслие такому мышлению уже было не свойственно и не возможно, потому, что оно не имело способности воплощать себя.
Только тот, кто был человеком от рождения или действительно сильно хотел им стать, имел достаточно дерзости, чтобы иметь свои собственные мысли и чувства, и достаточно умения, чтобы найти форму для их выражения. А выразив их, имел достаточно сил и мужества, чтобы выстоять тяжеловесную махину системы, цель существования которой, было «бетонирование места» на котором могло вырасти Древа Мысли!

…

«… и эти предметные знания, информация, это «слово», объявленное богом. Не интересное для нас, и не понятное нам, не нужное и не развивающее. «Слово» вбивалось страхом не справиться, забыть. Впихивалось без особого рассуждения, оставляя нас такими же невежественными, вдалбливалось нам в головы ужасом невыученного урока. Всё это с обязательной неизбежной регулярной проверкой. Там ли оно, хорошо ли удерживается у нас в сознании знание, которого мы не искали, но противопоставить которому, защититься от которого, ничем не могли.

Оно делало своё дело, формируя нашу речь, наше сознание, наше восприятие и представление о мире, к которому нам не позволялось приближаться самим. Прикоснуться к нему своими глазами, впитать то, что в нём было волнующего для нас. Увидеть и услышать, пережить его! Вместо этого у нас было только «слово» или «восприятие по памяти», чужой памяти, по которому нам показывали мир. Всё то, можно было воспринять, уже было воспринято кем-то другим. Нам оно преподносилось обесточенным, сделанным безжизненной абстракцией, отражением, тенью того, что существовало где-то, но было не важным для нашего будущего.

Это было очень действенно, потому, что убивало даже самую малую возможность или шанс того, что в ком-то из нас вырастет мысленное древо. У древа, как известно, должны быть корни, как и у мысли, пустившей корни и взрыхлившей почву разума. А вот этого взрыхления и не предполагало школьное образование, загружая нас информацией, как тяжелыми блоками, грудой лежащими на пустом месте и не касающейся нашей жизни.

Нам тоже казалось, как в подслушанной шутке, что нас не учат, а заполняют информацией наши органы, поскольку нам самим всё это было безразлично и безрадостно. Интереса не вызывало, а «душ у нас не было», как сказала одна сердобольная женщина.
Наверное, так оно и было, потому, что никто из нас точно не знал, что такое душа и где она находится и как её беречь и лелеять. Мы от этого не расстраивались, подшучивая о том, что мы были «донорами» только для телесных органов. А душа не пересаживалась, поэтому в производстве не задействовалась. Она либо была, либо нет!

О том, что мы доноры, и что наше предназначение - это служение человечеству, и поэтому всё, чему нас учат, не предназначалось для нас самих, мы узнали рано. Раньше, чем мы могли воспринять это как шок. Нам рассказали сразу после переезда в новый интернат, на уроке биологии. Это известие не успело дать росток в наших умах потому, что от скучного перечисления органов, которыми мы в будущем, когда-нибудь, сможем послужить человечеству, за подаренную нам жизнь, наставники перешли к подробному описанию органов интимных. На этом же уроке шёл разговор о сексуальности, и о таком, что нас на тот момент очень занимало. Кто-то уже успел пережить свой первый поцелуй, а кто-то только бахвалился. Но мы все были поглощены подробностями, связанными с этим событием. А учителя как раз и просвещали наши жадные разумы.
Тогда же и тоже мимоходом, мы узнали, что детей у нас никогда не будет, потому, что мы не настоящие люди, а образ и подобие их. И раз мы не родились сами как они, то и от нас никто родиться не может…
Вот так и вошла эта информация о донорстве, о том, что нас разберут на органы, как только мы будем готовы исполнить своё предназначение, окруженное подробностями о поцелуях, о сексе, о проявлениях нежности…

…Промучившись довольно долго с вопросом, что такое душа, много позже меня заинтересовал вопрос о мозге. Никто никогда не был донором мозга. Корекс – это та часть мозга, в которой происходят процессы свойственные собственно человеку, не родственная животным, часть мозга…
Подобной части нет больше ни у кого. И этот же Корекс занимает четыре пятых всего объёма мозга, который нам не нужен.
Мне всегда хотелось узнать, что значит быть человеком, когда активизирована именно эта, только человеческая часть его. Я спрашивал у людей, не доноров, но они ничего об этом не знают.

Зачем у них есть орган, большую часть которого они не используют?. Может быть, люди тоже «доноры» для кого-то?... »

На этом запись в дневнике обрывалась.

*«Ре-мыслие в масштабе мироздания» - это поиск и выбор формы воплощения в мир видимого «Вести от Матери Вселенной», которой является рождённый в этот мир человек.
Весть и Мать, прочитанные по-слогово наоборот в процессе замутнения речи, т.н. «чаромутие» (см. Платон Лукашевич) превратились в Свет и Тьму. Это сделало возможным их разделение на непримиримых врагов, что должно было привести к уничтожению ими друг друга. Так оно и есть на сегодняшний день: человек уничтожает природу, природа уничтожает человека.
Не научаясь ре-мыслию, то есть воплощению «изначальной Вести, Матери Вселенной в видимый мир», человек так и не понимает, как и зачем он рождается на Земле.